Pool full of liquor, I'mma dive in it. ©



- Вам повторить?
Медленно киваю, стараясь хотя бы сфокусировать взгляд. Все дрожит, всё плывет вокруг, пронзительно-салатовые пятна от клубных прожекторов, лампы в мохнатых зеленых абажурах, больничные стены цвета тошнотворного хаки… До дома я не доеду, это однозначно, но, может, хоть хватит сил не свалиться прям на пол клуба. Или хотя бы не блевануть себе под ноги.
Отличное завершение ужасного дня.
- Дружище, может, хватит?
Со дна бутылочно-зелёной рюмки на меня смотрит глаз. Он не похож на человеческий – скорее, на то, как его пытаются изобразить в примитивных детских рисунках: вытянутая белая рыбообразная плоскость с черным затушеванным кругом в центре. В таком состоянии, как у меня, и не такую чертовщину увидишь, но нет, я ещё не так плох, чтобы всякая привидевшаяся мне фигня могла мной командовать.
Я медленно качаю головой.
- Не, - булькаю я. – Н’хвтит.
- Да брось, дружище, не слушай его! – Меня хватает под руки зелёная фея, и я утыкаюсь ей между грудей, с наслаждением вдыхая мятно-укропный запах её кожи. – У тебя был паршивый день. Можешь ты наконец-то расслабиться!
- Мне скучно здесь. – Из-под пола выныривает грустная русалка: она покрыта плесенью и зелёнкой, и в пышных волосах её запутались мокрые листья. – Пойдём, искупаемся? Сейчас на вашей реке так красиво…
Я мотаю головой, пытаясь избавиться от ярких и навязчивых образов. Наверное, мне не следовало пить здесь, в этом месте, но другого у меня и нет: на улице мне становится грустно и я чувствую себя страшным алкоголиком, не способным никуда приткнуться, а дома… Не надо домашним видеть, в каком я состоянии.
Боже, сейчас меня вырвет.
Я оставляю несколько зелёных бумажек, не дожидаясь ни своего заказа, ни счёта: наверное, я заплатил сильно меньше, чем следовало бы, но пускай – я не в том состоянии, чтобы платить точно. На входе меня никто не останавливает, и я вижу вместо охранников суровых и свирепых орков: надо держаться поближе к стенке, чтобы, не дай бог, они не решили меня сожрать.
Выбрался. Ну слава тебе, Господи.
Вокруг меня – густой кисель из разнообразных запахов: скошенной травы, нагретого асфальта, огуречного лимонада, тяжелой листвы и хмеля. Я стараюсь идти помедленнее, чтобы мой желудок не расплескал полупереваренное содержимое на землю… ай, чёрт, уже поздно. Я смотрю на зелёное пятно на земле и ощущаю во рту мерзкий сладковатый вкус. Скорее всего, я весь теперь в собственной еде; это отвратительно, но голова стала немного яснее – по крайней мере, она не болит, и я могу не опасаться за каждый свой шаг.
К чёрту, не пойду сегодня домой.
Я с трудом перелез через каменную оградку и скатился со склона: отлично, теперь ещё весь в мокрой земле. Травы пальцами хватаются за мою одежду, оставляя на ней змееподобные следы, я оставляю попытки подняться и просто лежу на спине, наслаждаясь ночными звуками. Насекомые не спят: они ползают по мне, приняв, видимо, за отброс, удобрение: ярко-зеленые клопики, изумрудные мухи и ещё какие-то букашки-таракашки, в которых я особо не разбираюсь. В траве истерично кричит цикада, на мосту прямо надо мной ездят машины и мотоциклы, а совсем рядом уныло журчит тухлая зелёная вода, воняющая, как болото.
Отлично. Теперь я чувствую себя на своём месте.
Теперь надо поспать.
Я опускаю веки и в темноте вижу контур зелёного глаза из рюмки: он смотрит прямо на меня осуждающе, и я слышу, как он говорит мне: «Давай, поднимайся, ну, тебе надо идти домой, смотри, на кого ты стал похож».
- Пошёл ты, - отвечаю я ему, и зелёная фея, пахнущая укропом и мятой, смеётся, звякая бутылками в соседнем баре, а грустная русалка с плесневелой кожей бесшумно ныряет в воду.
Я завтра не пойду никуда. Меня окрутила тоска, бесконечная, зелёная тоска, удушающая и убивающая смертельным зловонным дыханием всё живое, оставляя после себя лишь покрытое ряской кладбище. Я не хочу идти на работу, я не хочу ругаться с семьей и причинять кому-то ещё проблемы с собственным существованием.
Я просто… устал.

И над моей головой с глухим звуком сталкиваются между собой болотные воды рядом текущей речки и прозрачные волны чистого абсента из оставшейся дома бутылки.
Вот теперь я точно на дне.