[ulichnaja]

От запуска осталось несколько хороших рассказов; преимущественно неудачные, но есть и хорошие. Не уверена, что буду это размещать на фикбуке или нашихавторах.
Пусть тут лежат. На память.

Новогодний контр-сценарий

Денег нет даже на еловую лапу, так что ёлку придётся ставить метафизическую. Вот сюда, в углу между диваном и окном.
Тыц, поставила.

Метафизической ёлке – метафизические украшения: можно поприкалываться на тему юнгианства, развесить мишурой контр-сценарии и анти-сценарии, на верхушку поставить Анимуса с Анимой, а внизу постелить Ид с архетипом Тень… но профессионального юмора мне хватает и на работе, а психоанализ, ей-богу, самая непраздничная наука из существующих.

Ну чего она, голая, что ли, будет стоять?
Насчёт «голая стоят» - весной я у того же окна стояла и курила, глядя на кладбищенский лес, плешивым одеялом закрывающим дорогу к аэропорту. Тогда я не знала, что это будет последний наш секс с Тедом. Знала бы – не курила, а вернулась к делу и не отставала бы до усталости, до изнеможения. Чтобы уж наверняка хватило.

Отличная, кстати, идея для украшения ёлки – метафизические члены. Как символ уходящего года и как прогноз на грядущее десятилетие.
Точно, сейчас же 10-е будут заканчиваться. Что будет в 20-х? Мне стукнут сорок? Оптимистическое развитие событий. Я и так не выгляжу на свой возраст, а кажусь старше; это очень нравится кавалером под полтинник и далее, но, само собой, оставляет равнодушными более молодых ребят. А пристрастия мои, к сожалению, не выросли вместе со мной, достигнув потолка в 28 лет.

Ну, чего теперь поделаешь. Можно, конечно. Продолжать искать Того Самого, и это хороший план на будущий год, но, если уж быть совсем честными, вероятность такой встречи минимальна.
Остаётся ли на ёлках кошачья шерсть? Я недавно чистила плиту от кошачьей шерсти и громко, в голос, гадала, откуда она берётся. Сволочь такая, ты ж не прыгаешь на плиту, на кухонные столы. Как ты это делаешь? Как получается, что следы твоего присутствия в квартире остаются даже на вещах, к которым ты даже не притрагиваешься?!
Так что, наверное, остаются. Это очень непразднично, но, с другой стороны, ёлка-то всё равно метафизическая. Значит, она может выглядеть как угодно, в том числе с воображаемыми членами и кошачьей шерстью.

Что ещё, что ещё… Мишура? Гирлянды? Вместо них – череда украшений, которые я надевала на работу. Их получится немного: в этом году я уволилась, чтобы пуститься в свободное плавание по просторам интернета в качестве профессионала-фрилансера. Как пока получается? Ну… Денег нет даже на еловую лапу.

Распродать мне их, что ли. Будет хоть какой-то заработок.
А теперь – бадум-тс – звезда на верхушке. Что должно быть звездой? Что может быть ею? Мечта? Мне почти сорок, какие мечты. В этом возрасте мечты становятся планами – хорошо реализуемыми, плохо реализуемыми, но, главное, имеющими список действий для их достижений. Настоящая звезда? Они некрасивые: самое большое разочарование в планетарии – это тот факт, что звёзды на самом деле очень непривлекательные и имеют таинственный флёр лишь на большом расстоянии с земли. Просто игрушка?..

Я с немного аутичным видом уставилась в окно, в темноте смутно воссоздавая силуэт редкого кладбищенского леса и слушая не принадлежащие никому шумные и нагловатые голоса.
Этот пейзаж и этот звукоряд провожали меня на протяжении всего года: в воспоминаниях шёл хоровод из знакомых, друзей, случайных людей, нереализованных планов, редких радостей, допитых бутылок виски и рома, кошки, оранжевого городского неба и килотонн ненужных текстов…

Нужна ли на такую ёлочку, которую я наряжаю, звезда? Наверное, нет. Пусть такая и стоит – пышная, крутобокая, с метафизическими игрушками и гирляндами из украшений.
Это хорошая декорация для того, чтобы напиться в одиночестве; но у меня совсем нет денег ни на любимый алкоголь, ни на шампанское.
Значит, пусть будет какао. Новогоднее какао – что может быть лучше?

***

Эйлунд Охальник

Эйлунд Охальник слабо помнил те дни, что мерно струились вдоль вечности до самого его назначения.

Детство – помнил, и хорошо: такое забудешь! Помнил отрочество. Как буянил в кабаках, воровал монетки, приносил одним удачу, а другим несчастные дни. А вот что происходило с того момента, как его взяли на службу, и перед тем, как повысили?

По ощущениям это был один мучительно долгий день.
Эйлунд плохо подходил для сосредоточенной и однообразной работы, куда больше ему нравилось возиться с оленями, однако Он (не Бог, конечно, Эйлунд хоть и ирландец, но неверующий: так они называли Санту) почему-то был уверен, что Эйлунд создан для такой работы.

- Дружище, - говорил он, заботливо подвигая к запарившемуся Эйлунду эгг-ног. – Ты любишь делать добро другим. Ты внимательный и чуткий. Поверь, парень, никто, кроме тебя, так хорошо эту работу не сделает.
Эйлунд угрюмо молчал. Он не был согласен. Он совсем не чуткий и не внимательный, и он мог бы вспомнить ещё эльфов пятнадцать, которые бы справлялись с этой задачей лучше него. А ещё он предпочёл бы эгг-ногу хороший американский виски.

Но, впрочем, в одном Он не ошибался: делать добро Эйлунд действительно любил. А ещё он хорошо понимал детей и мог легко оценить, насколько их просьбы искренни и, ну, действительно нуждаются в исполнении. Эйлунд, если можно так сказать, создавал иерархию писем и расставлял их по очерёдности. Иногда они так и оставались неисполненными, но уж точно не из-за некомпетентности Эйлунда, а просто потому, что вот жизнь такая дерьмовая штука, и даже Он не в силах всех одарить.

Сколько лет тянулась эта ерунда, после которой Эйлунд не мог даже повеселиться нормально? Много, ой много. Сначала на должности Санты сидел Иван Безмозглый, потом его сменил Наф, сын Хренира, потом Айб, Эйваз, Сурри… Это были разные, очень разные Санты, но все они почему-то почти не нарушали кадровое распределение эльфов: до вступления в должность Санты – всегда случайного и никогда выборочного – они могли сочувственно кивать тем бедолагам, которым не нравилась их работа, или даже жаловаться самим, однако после становления Сантой что-то в их головах менялось, и они считали, что всё правильно и так оно и должно быть. Куда только девались их чуткость и понимание?..

Наверное, туда же, куда делось и беспокойство Эйлунда этим утром.
Он не выходил из ванной несколько часов, пока голод не заставил его взять остывшие тосты – но после этого он вновь вернулся обратно. Эйлунд не верил своим глазам.
Он не знал, как происходит появление нового Санты.

Несмотря на то, что специфика его работы заставляла общаться с Сантой постоянно, не только на ежевечерних отчётах о количестве принятых и отвеченных писем, но никогда ни один из них не отвечал, а как, собственно, вышло, что теперь они – новые Санты. Может быть, это связано с тем, что Санты не пили – ну, кроме Сурри. Но даже тот не смог ответить внятно на агрессивные расспросы Эйлунда: просто развёл руками и протянул «Ну, брат, вот так…». Как – вот так? А так. Полнее и не скажешь.

Теперь-то он понимал, что все они были правы, и что они сами не понимали механику этого процесса. Просто ты в какой-то момент просыпаешься – и вот, ты уже Он. Готовь сани, дядя, у тебя впереди целый год, чтобы войти в образ Санты и дальше уже из года в год кататься на санях, управлять другими эльфами, дарить радость, надежду и вот эту всю фигню. И уклоняться от расспросов, как так получилось-то.
Но, с другой стороны, это исключало у эльфов всякую конкуренцию и карьерные амбиции. Потому что Сантой мог стать буквально кто угодно из них: хоть смотритель оленей, хоть новенький в отделе доставке, хоть злостный прогульщик и дебошир. Ну, то есть Эйлунд.

- Почему всё-таки я? – задался вопросом Эйлунд.
Он напрягал свою память, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Ответы на письма – да, это ответственная работа, потенциально близкая к тому, чем занимается Санта-Клаус… Но он же не то чтобы преуспел в этом. Перед ним были куда более великие эльфы, ведшие переписку с детьми – в основном женщины, но не только. А он… опаздывал, задерживался, уходил раньше положенного, бегал покурить, писал зелёной ручкой, а не синей…
Почему?

Потому что ты добр, дружочек, раздался в голове голос одного из предыдущих Сант. Того самого, кто назначил Эйлунда Охальника на должность секретаря по корреспонденции. – Ты та ещё заноза в заднице, это так, но никто из нынешних эльфов не настолько искренен и добр с детьми, как ты.

Этот ответ не относился к вопросу, почему это именно Эйлунд стал Сантой, но, по крайней мере, он приоткрывал завесу тайны над тем, почему именно Эйлунд сидел на этой должности бессменно – и почему дети непременно отвечали на его письма благодарностями.
Может ли Охальник стать Сантой?
Ну, видимо.

Наверное, следовало наконец-то выйти из ванной и пойти разбираться в своём новом хозяйстве. И назначить Луку Бесшабашного на своё прежнее место: он, конечно, парень шебутной и раздолбайский, но, кажется, толковый. Поглядим, что из этого получится.

***

Праздник конца года

Однажды Подводной Деве надоело, что о её царстве в морских пучинах идёт молва как о самом страшном месте на земле, и ей захотелось устроить праздник. Она велела всем своим слугам – Рыбе-Удильщику, Хаулиоду, Рыбе-Капле, Гигантскому Кальмару, Мешкороту, а также Акуле-Гоблину и Латимерии подготовиться к празднику конца года.

- Моё торжество не сравнится в роскоши и богатстве со всеми праздниками на всём белом свете, - говорила она. – А если мои сестры его не оценит, так я обещаю, никто из них и никогда больше не встретит такого прекрасного торжества!

Слуги Подводной Девы постарались на славу и сделали всё, что просила у них хозяйка. Удильщик с помощью рыб-топориков украсил морское дно фантастической иллюминации, озаряющей тусклым светом глубоководную тьму. Хаулиод сточил зубами неведомые рыбам снежиночные узоры из древесины затонувших кораблей, Гигантский Кальмар повесил на коралловые наросты Рыбу-Каплю, а Мешкорот запрятал в гигантском кармане под челюстью подарки для гостей праздника. Латимерия послушно разносила приглашения хозяйки всем Девам Моря и расхваливала её царство как лучшее место на земле для праздника конца года.

Увы, никто не пришёл к Подводной Деве. Она была самой нелюдимой из морских сестёр, и те боялись кошмарного вида её сумрачного царства. Лишь одна из них, Дева Северных Морей, захотела прийти к ней в гости, но не выдержала чудовищного давления на такой большой глубине. Она отправила ответ с извинениями и приглашала Подводную Деву на дно Белого Моря – уж там не так страшно, как на самом низком океанском дне.

- Что ж, - говорила Подводная Дева, и голос её рокотом отдавался по всему дну морскому. – Раз они смеют так дерзко отказывать моим письмам, то мне не остаётся ничего другого: мы сами отпразднуем окончание этого года – и нашему празднику не найдётся равных ни на знойной суше, ни в светлых морях, ни в высоких горах! Да будет так!

И торжество состоялось. Морские пучины серебрились и переливались нереальными огнями люминисцентных пятнышек подводных чудовищ, дно, покрытое песком и утонувшими кораблями, волнами колебалось от рыбьих плясок. Мешкорот раздавал подарки: конечно, рыбы не так уж нуждались в вещах, созданных человеком, однако они никогда прежде не получали подарков и потому были рады вниманию Подводной Девы. Сама она приоделась, и тёмное склизкое платье её сменилось пышной светящейся юбкой, а полупрозрачные торчащие зубы украшали прекрасные кольца пиратских сокровищ.

Впервые за долгие миллионы существования на большой глубине рыбы морского дна были счастливы. Праздник конца года оказался не столь всеобщим, как надеялась на то Подводная Дева, однако она была довольна радостью своих подданных – а ещё тем, что она серьёзно напугала своих сестёр.
Ведь если владычица морских глубин не может похвастаться красотой, то пусть она устрашает противников.

***

Сумасшествие, сестра Санта-Клауса (фанфик по Sandman)

- Ч-ч-ч-ч-ч. Какой Новый год? Мне нравятся огоньки. Три тыщи двадцатый. Может быть нулевой. Какая разница?

Сумасшествие говорит словами безумцев. Сумасшествие чувствует их. Как радар, только лучше. Дисфория, дистимия, пограничные расстройства. Им тоже плохо. Меньшинству хорошо. Странно, что людям плохо. Ведь Новый год. Нужно быть весёлым. Нужно верить в сказку. В чудо. В Санта-Клауса. Может, он их брат? Судьба. Сон. Смерть. Страсть. Страдание. Сумасшествие. Санта-Клаус. Ведь это логично.

Кто-то даже чувствует чудо. Кто-то из безумцев. Они видят сказку, птичек. Красивых таких, сиреневых. Тоже на с. Кто это?
- Ой, маленькая девочка. Привет, маленькая девочка. Хочешь подарок?
Санта-Клауса не существует. Сумасшествие сейчас это поняла. И ей стало грустно. Это несправедливо. Всем нужны бесплатные подарки. Искренние. От всего сердца.

Нет, это не девочка. Это собачка! Хорошая собачка. Держи снег. Сумасшествие другого не нашла. Снег украсит твою шерсть. Скроет гниющие дыры. Надеюсь, ты видишь сны. И там гирлянды. Огонёчки. Красиво.
Держи подарок, старая женщина.
Держи подарок, братец.
Милая, милая река! Всё будет хорошо. Шарики в голове лопнут. Надо быть терпеливыми. Санта-Клаус придёт. Сумасшествие будет его лицом. Подайте мою карету!

Кто меня видит? Женщина. Ей нужны антидепрессанты. Нет, ей нужна дудочка. Вот, возьми. Пусть тебе будет весело. Это розмарин. Он для воспоминаний. Их можно переставлять. Как кубики. Одно туда, другое сюда. Кубики – это весело.

Троицын цвет – для дум. О чём задумался, старичок? Выпей, тебе будет хуже. Но не больно. Страдание убирает боль. Ты просто подумаешь. О ком? О себе, конечно. Глупенький. Выпей ещё.
Вот маргаритка. Нет, это фиалка. А где маргаритки? Они же под снегом. Надо искать, чтобы найти.

С праздником! С праздником! С праздником!

Сумасшествие несёт подарки.

***

Dead Мороз

Сложно было найти человека, менее подходящего своей профессии.
Он не был циничным. Не был мрачным. Не был расчётливым – иначе его бизнес, и так довольно востребованный, пошёл бы в гору. Не был даже матёрым и знающим жизнь, с чем обычно связывают гробовщиков. При этом он не был вопиюще неуместным в той области, в которой работал: вы не увидели бы его счастливым во время выполнения своих рутинных и таких уничтожающе обыденных обязательств.

Просто, глядя на него, никто бы не сказал, что он сколачивает гробы.
У него было приятное светлое (не по цвету кожи, а по настроению) лицо, добрые глаза, роскошная плотная борода и мягкая печальная полуулыбка. Голос негромкий, но разборчивый и очень успокаивающий; именно голос помогал ему налаживать контакт с убитыми горем покупателями – а ведь некоторые из них, не зная, куда девать своё отчаяние, частенько приходили с жаждой скандала, ведь гробовщики в общественном представлении – стервятники, зарабатывающие на чужих потерях.

Его часто спрашивали, нравится ли ему его работа. Спрашивали, почему он её не сменит.
Он не отвечал. Лишь ограничивался ничего не значащими шутками, лишёнными, впрочем, черноты и цинизма, зато изрядно полные самоиронии (например, его любимая шутка, ему не нужно будет заказывать гроб, когда он умрёт). Полагали, что дело в деньгах и привычке – в таком возрасте сложно уйти из профессии, которая тебя кормит последние двадцать-тридцать-сорок лет.

Конечно же, правда была не в этом.
Когда раз в год он полностью отдавался своему хобби, натягивал красный костюм и доставал с балкона матерчатый алый мешок, он не мог не думать о том, что эти два его способа существования, два занятия, на первый взгляд радикально отличающиеся друг от друга, на самом деле имеют много общего.
Дело в надежде.

Людям не так уж сильно нужны от него подарки; честно говоря, они обходятся своими силами, оказывая друг другу материальную поддержку и преподнося в дар что-то нужное (а чаще нет). Но Дед Мороз, помимо подарков, нёс ещё кое-что – надежду на лучшую жизнь, на перемены. На это чудо банальное – магическая трансформация из покрывающего коростой обыденного состояния в волшебную жизнь, в которой все твои проблемы решены, а новых не предвидится.

Но это происходит раз в год; а в остальное время – кто подарит надежду пережившим утрату, измученным, столкнувшихся с конечностью существования и пришедших от этого в ужас?

Жаль только, что он не может облагодетельствовать этим весь свет.